Сайт по-читателей творчества D`Ogma

Старые напольные часы пробили полночь уверенным, монотонным боем, гулко прокатившимся по пустым коридорам, преломившимся о выщерблены затёртой кафельной плитки и вернувшимся уже мало узнаваемым, надломленным рокотом. Дежурная санитарка мельком взглянула на маленькие, хромированные наручные часы:

− Полдесятого, врут проклятые, − безучастно констатировала она.

Клавкова Зинаида (в простонародий − Клава), "женщина преклонных лет", как она сама о себе говорила, грела ухоженные руки о стакан с чаем и куталась в полушубок, сидя за дежурным столом, но липкая зябкость не унималась, то и дело заставляя Клаву поежиться. Опрятная, аккуратно, не без вкуса накрашенная, Клава находилась в том замечательном возрасте, когда многое уже поздно, а малого и не надо, когда бес в ребро и "снова ягодка опять", когда не время ещё уклоняться от объятий и разбрасывать камни. В таком возрасте у женщин появляется в глазах потаенная грусть, будто они уже простились с чем-то, а с иным ещё и не встретились. Лихорадочное нетерпение навевает на щеки натуральный румянец, в голосе появляются загадочные бубенчики, манящие невесть куда, сулящие нечто необыкновенное, тихими, низкими голосами. Работу свою Клава никогда не любила, но теперь она даже немного гордилась ей, упоминание о которой теперь добавляло некую пикантность всякому новому знакомству, будто назидание о бренности дней, потраченных на всякие церемониальные глупости и расшаркивания.

Здание клиники было старым, неуютным, кое-как приспособленным когда-то давно и неизвестно из чего. Но более всего не повезло с размещением моргу. Располагаясь в полуподвале, здесь, казалось, никогда не выветрится промозглая сырость; казалось, невозможно будет ни согреть это помещение, ни просушить. Витиеватые коридоры, сводчатые потолки, громоздкие полуколонны – впечатление удручающее, будто находишься внутри крепостной тюрьмы где каждая стена глуха и толщиной в вечность; Растрескавшаяся штукатурка, обнажающая неимоверное количество слоев разноцветной краски, и затхлый запах, смешивающийся с запахами формалина, медикаментов, йода, в странную, ничем неописуемую гремучую смесь, которая, может, и не взрывалась только потому, что отсырела.

Клава давно уже привыкла к этому запаху, не замечала его, как привыкла и не замечала странных шорохов по темным углам, приглушенных скрипов, пошаркиваний и прочих звуков, то и дело раздающихся то тут то там и ставших уже привычным фоном. Она вяло перевернула очередной листок бульварного мыльного романа и уже сделала усилие, чтоб сосредоточиться на жиденьком месиве текста, как сзади раздалось неуверенное покашливание… Недоумение мелькнуло замысловатой тенью и заставило её медленно обернуться….

Мужчина, (голый! − сразу, наметанным глазом определила она) стоял закутавшись в простыню, будто воскресший вдруг античный патриций, смущенно улыбаясь, зябко перетаптываясь на кафельном полу босыми ногами. Клава вдруг почувствовала как белый, накрахмаленный колпак на её голове медленно двинулся с места…

− И-извините,− промямлил мужчина, заметив её замешательство.

−Вы что тут делаете? − выпалила, наконец, пришедшая немного в себя, Клава.

− Я не знаю, − пожал плечами мужчина. −Я был дома, потом не помню, потом очнулся, и я здесь…

− Вы кто такой-то? − Клава уже, как ей казалось, овладела ситуацией.

− Я не помню, − испуганно и доверительно сказал мужчина.

− Та-а-ак! − протянула Клава, грозной тучей вставая из-за стола.

Мужчина попятился, чем-то бренча о кафель пола. Клава машинально скосила взгляд вниз − к большому пальцу ноги был привязан заварзанный фанерный номерок с аккуратно наклеенной белой бумажкой.

− Ну-ка, дай сюда! − Клава указала на номерок, усиленно отгоняя догадки.

Мужчина суетливо, неловко, пытаясь устоять на одной ноге и придерживая локтями сползающую простыню начал развязывать непослушными пальцами глухой узел бечёвки…

Клава с презрительной миной наблюдала за этим действом, которое длилось бы невесть сколько, если б она не достала, наконец, ножницы из ящика стола и не перерезала бечеву.

Она поднесла номерок к свету – Кожжомов, было написано на бумажке ее аккуратным, округлым почерком, регистрационный номер и дата… Клава вдруг ясно вспомнила, как на прошлом дежурстве сама заполняла эти бумажки, сверяясь с журналом, наклеивала на фанерные бирки и привязывала к ноге вновь поступивших…

Дмитрий, дежурный анатом, накрывшись парчовым саваном, сладко спал в выставочном гробу. Что ему снилось, так и останется загадкой, чему он так глупо и подобострастно улыбался в своем сне...

Этот просторный, дорогой гроб заказал для себя когда-то, впрок, бывший директор хладокомбината Кащеев, мужчина внушительный, солидный, во всех направлениях. Дерево трёх самых ценных пород, инкрустация, сусальная позолота… гроб, в общем, был не из дешевых, очень не из дешевых, даже очень! Заказчик, правда, большой привереда, остался работой весьма доволен, но когда лёг примериться, то шёлковая обивка лопнула обнажив поролон… Непорядок! Сообща решили тогда заменить недостаточно прочный шёлк парчой с золотым шитьем, а поролон гагачьим пухом; Заказчик – всегда прав! Мастера не торопились, однако, и заказчик не подгонял и мужчина он был возраста благонадежного… Форс-мажор! Никто не предполагал, что Кащеев, возвышавшийся незыблемой глыбой на фоне своего хладокомбината, вдруг не захочет с кое-кем поделиться от трудов своих, а после того вдруг захочет посетить ночью свой комбинат и сам себя нечаянно закрыть в одной из морозильных камер. Факт этот замяли, широкой огласки он вовремя не получил, а когда о нем стало известно, Кащеева уже споро похоронили скорбящие родственники в простом сосновом гробу, где-то на окраине какого-то затрапезного кладбища. Так и остался этот гроб, шикарный, просторный, дожидаться своего нового обретателя. Цену гроба существенно снизили, так как Кащеев внес в свое время часть суммы бартером, оказав услугу, прислав своих специалистов которые произвели обслуживание и мелкий ремонт холодильного оборудования морга, заправили установки свежим фреоном и т.д. Но цена, даже существенно сниженная, отталкивала от этого замечательно произведения похоронного искусства заинтересованных лиц, а интересовались многие!

−Дима, Дима! У нас ЧП,− растолкала анатома Клава. − Вставай, нужно делать чего-то!

− Что?! − Дима спросони не сразу понял, где находится, потом поморщился, будто от кислятины, узнав Клаву.

Он так и не поверил её сбивчивому рассказу, принял это всё за глупый розыгрыш, но что-то смущало его в действительно перепуганном лице Клавы. Потому он, наверное, встал и пошел за ней, когда она решительно дернула его за рукав:

− Пошли! Сам поглядишь, я их всех в "анатомичку" заманила и заперла!

Дима глупо хихикал, сидя на полу, прислоняясь к двери анатомички, вяло отмахивался от ваты с нашатырем. Клаве даже пришлось применить к нему крайние меры − пара крепких оплеух привела дежурного анатома в чувство.

− Звони шефу! − взвизгнул придя в себя Дима.

− Николай Семёныч! У нас ЧП,− срывающимся голосом, громко шептала в трубку Клава. − Вам нужно срочно приехать! Нет, ничего не могу объяснить, Вам самому нужно это увидеть… Диму я уже разбудила!

Николай Семёныч заглянул в маленькое оконце анатомической процедурной…

Мужчина, голый, кутаясь в простыне, ритмично раскачиваясь, шагал из угла в угол, медленно, тягуче переставляя босые ноги, будто во сне, или в замедленной киносъемке.… Двое, такого же вида, безучастно наблюдали за ним, сидя на операционном столе, в тёмном углу сидела женщина, прислоняясь к стене, охватив голову руками…

Николай Семёныч медленно обернулся… Дима, мельком взглянул ему в лицо, потом заглянул в окошко и нервно, глупо хихикнул…

− И что, все вот так? − спросил Николай Семёныч, уже после, уже немного овладев собой, сидя за дежурным столом Клавы.

− Нет, только эти, из восьмого сектора…

− Восьмой сектор, восьмой сектор,− задумчиво повторял Николай Семёныч, пытаясь разогнать себя на мозговую атаку, − должно быть простое, рациональное объяснение, должно быть что-то общее между всеми этими случаями!

− Сегодня среда, они все восстали в среду…,− неуверенно предположила Клава,− после полуночи, по нашим часам…

Николай Семёныч взглянул на нее, так, будто …

− … через два дня полнолуние…− Клава сникла, потупилась…

− Ага, − подхватил Дима, − пятница, тринадцатое,− но тоже осекся, встретившись взглядом с Николай Семёнычем, −… мы на рыбалку, с приятелем собирались…

− Восьмой сектор, восьмой сектор, кто у нас там?

− Блатные…

− Ага, − подхватил было Дима, − но не стал развивать пришедшую мысль далее…

− Они все были назначены на бальзамирование! − сообщила Клава.

− Так, − продолжал сбор данных Николай Семеныч, − круг сужается! Все из восьмого э-э-э… вот так?

− Почти, − Клава сверилась с записями в журнале, − все кроме двоих.

− Значит не все, − почему-то погрустнел Николай Семёныч, забрезживший уже было свет разгадки вдруг погас, не оставив и искорки.

− Ладно, − собрался вновь с мыслями Николай Семёныч, − что мы имеем? Восьмой сектор, все блатные, все забальзамированы…

− Пятница, через два дня…,− встрял было Дима, было видно что мысль о предстоящей рыбалке так и не покинула ещё его.

− Все кроме двоих, − продолжил Николай Семеныч, испепелив Диму взглядом, − немалый процент, немалый… Исключение составляют только двое, только двое… Кто они, что нам о них известно?

− Седьмая кассета,− информировала Клава, сверившись с записями.− Сивухин, дата смерти …, причина: цирроз печени, спец. бальзамирование. Кассета шестнадцать, Гаюлкина, дата :.., причина …, бальзамирование импортным составом...

− Сивухин? Директор ликероводочного?

− Да…

− А я ж его знал…, −вздохнул Николай Семёныч, − что это там за спец. бальзамирование?

− Спиртом, клиент лично высказал желание, чтоб ему спирт влили…

− Лично?

− Ну, да, в завещании, я проверяла…

− Спирт родственники привезли, пищевой, хороший! Я с глицерином смешал, 236-го стабилизатора с присадкой добавил, ну… формалинчика, конечно, немного…, − начал было хвастаться своей профессиональной сметливостью Дима. Николай Семёныч прервал его профъизлияния одним движением суровой, кустистой брови.

− Гаюлкина, Гаюлкина.… Не помню такую…

− Цымерман,− заговорщицким шепотом, пояснила Клава,− импортный раствор оплачивал, и гроб. Вторчермет…

− А! А остальные, ничего там особенного, общего нет?

− Да нет, вроде,− покопалась в журнале Клава,− даты разные, причины тоже, бальзамирование обычное…

− Пятница, через два дня… − воспарял, было, Дима.

− Обычное бальзамирование, это между ними общее? − предположила вконец растерявшаяся Клава.− И еще то, что их Дима всех …

− Не я один! − возмутился неточностью Дима.− Петрович мне помогал, как положено!

− Ты всё правильно сделал? Дозировка, там, срок годности…

− Какая дозировка?! − возмутился Дима. −Вливай пока лезет и всё! Какой срок годности?! Новый ведь раствор влили, экспериментальный, свежак!

− Та-а-к! И что ж вы им вливали? − протянул Николай Семенович, смутная догадка, блуждавшая прежде где-то внутри неопределенным, неуловимым, осклизлым комом вдруг хлопнула, взорвалась, осветив на мгновение потаенную суть, забившуюся пугливым крысенком в темную щель подсознания.

− Новый раствор, его для пробы привезли…

− Кто?!

− А я знаю? Нарочный какой-то, из какого-то института…

− Что ж вы вливали непроверенный раствор!

− Потому что халява, − скороговоркой выпалила Клава, − с нас ничего не взяли за него, только расписку!

− Вот и опробовали, − следом добавил Дима.

− Из какого института, где накладные?!

На замусоленной накладной значилось: НИИ ЖПС, раствор для бальзамирования, внутривенный, количество… и т.п.

…………………

− Что ж теперь делать-то? Что мы родственникам скажем? − спросила Клава.

− Правду! −сказал Николай Семеныч.

− Какую правду?

− Настоящую!

− Я не буду такого говорить! − заявила на то Клава.

Дима "включил дурака", взгляд его наивно поглупел, заскользил по сторонам, будто он только что сюда пришел, в это абсолютно постороннее ему учреждение… − он всегда так делал в неудобных, неловких, нежелательных ситуациях, иногда помогало…

− Скажем, что выдача задерживается, необходимо ещё время для закрепления эффекта бальзамирования, что это даже хорошо, их покойный еще немного задержится на этом свете, − пояснил Николай Семёныч, брезгливо прокашиваясь на Диму.

……………

Поднявшееся с рассветом солнце влезло в пыльное оконце тремя раскосыми лучами и теперь будто ощупывало ими холодные, сырые стены коридора, треснувший вековой кафель пола, крашенные бетонные плинтуса, выщерблены и витиеватые трещины.

Так ничего и не придумав, Николай Семеныч решил "аккуратно" посоветоваться ещё с кем-нибудь из своих коллег, осторожно выяснить не случалось ли у них подобного.

Он набрал два-три рабочих телефона заведующих подобными заведениями, но, видно, было еще рановато, никто не ответил на долгие, призывные гудки. Поразмыслив еще немного он набрал домашний телефон своего приятеля, решив, что тот уже поднялся, наверное…

− Слушай, Петров, ты раствор новый, экспериментальный получал? − спросил Николай Семеныч как можно более непринужденно, поприветствовав конечно, безусловно, разбуженного приятеля.

− Постоянно чего-то привозят на пробу! − зевнул Петров на той стороне провода.

− Да нет, этот такой, особенный…, − начал излагать Николай Семеныч, так и не зная ещё как же представить-то это щекотливое дело.

− Денег нет, − упредительно констатировал Петров.

− Да, нет! Я тебе не купить предлагаю, я об эффекте рассказываю…

− А-а, ну, рассказывай! Только всё равно не куплю! Денег нет! − заверил его Петров.

− Ну, ладно! Вижу, что ты ещё совсем не проснулся, извини, позже созвонимся! − сказал тогда Николай Семёныч; и того было достаточно чтоб понять по реакции что Петров с такой проблемой еще не сталкивался.

− Та-ак! − неопределенно протянул Николай Семеныч, повесив трубку телефона.

− Так! − уныло вздохнул Дима.

− И никаких координат… − пробормотал Николай Семеныч, в сотый раз вертя, разглядывая засаленную бумажку, расписку в получении раствора.

− Может по справочной узнать? − предложила Клава.

− Здравствуйте! Девушка, мне бы телефончик какой-нибудь НИИ ЖПС! − бодренько спросил Николай Семеныч, набрав телефон справочной.

− Как?

− Н-И-И Ж-П-С! − по буквам повторил Николай Семеныч.

− Вы издеваетесь? − после некой паузы, подозрительно спросила "девушка".

− Нет, нет, нет! Что Вы! − заверил её в своей серьезности Николай Семёныч.− Есть такое! Точно! Поглядите, пожалуйста!

− Замдиректора телефон устроит? − спросила "девушка" покопавшись, удивленно, видно сама не ожидала, что найдет что-либо…

− Да! − радостно воскликнул Николай Семёныч, он чувствовал что готов был сейчас бежать туда, к этой "девушке", обнять её, целовать в обе щеки….

− НИИ ЖПС, − сообщил пресный женский голос на той стороне.

− Сдрасьте!

− Я Вас слушаю!

− Я по поводу раствора вам звоню…

− Раствора? Какого раствора?

− Для бальзамирования…

Долгая пауза…

− Что Вам нужно, я не понимаю, Вы шутите или издеваетесь? Куда Вы звоните? − поинтересовался женский голос.

− Нет, нет, я не издеваюсь! − заверил её Николай Семеныч, вложив в голос всю имеющуюся убедительность.− Это ведь НИИ ЖПС, правильно?

− Да, это НИИ… А при чем тут раствор?

− Ну, как же! Вы же сами нам прислали с нарочным…

− Кому?

− Моргу….

− Что?

− Раствор, вашего производства, на пробу…

− Это либо плохая шутка, уважаемый, либо ошибка! Мы не производим никаких растворов!

− А что Вы производите? − по возможности мягко, нейтрально, спросил Николай Семеныч, опасаясь, что там могут бросить трубку.

− Ничего! Мы занимаемся научными изысканиями, теорией!

− И-извините! Простите, пожалуйста, а как переводится это ваше ЖПС?

− Жизнь После Смерти! Вы сами звоните, и сами не знаете куда?

− Извините! А что вы там теоретически исследуете?

− Данные! Сакральную литературу, религиозные представления, опыт коматозных состояний, клинической смерти, экстрасенсорные данные и т.п.

− А растворов точно не делаете?

− Вы….!!! − задохнулись от возмущения на том конце и бросили трубку.

− Прекрасно! Круг замкнулся на той же хрени и в виде кукиша! − выпалил в сердцах Николай Семеныч.

Дима глупо хихикнул…

− Врут! Сами напортачили и теперь врут! − выдвинула предположение Клава.− Небойсь не первые мы кто им звонит!

− Вряд ли! Уж больно искренне она там рычала, так не съиграть! − вздохнул обреченно Николай Семёнович.

− Петух жаренный клюнет − еще не так съиграешь! − заверила его Клава.

− Она не Мерлин Монро! Она книжки сакральные перебирает! А если и врут, то − не легче! Крайними, значит, себя не признают, и чё делать не подскажут!

− Да уж… Что ж делать-то теперь?

− А давайте им нормального раствора вольем! − предложил Дима,− И посмотрим…

− Как?!! Как ты вливать собираешься?! − взвился Николай Семеныч.

− Обычно… − пожал плечами Дима, процедурос нехитрый, отлаженный!

− Обычно они у тебя на столе лежат и от света не жмурятся! Как ты им вливать будешь если они тут ходят!?

− А мы им скажем чего-нибудь! − предложил Дима.

− Чего ты им скажешь? − удивилась Клава.

− Не знаю, я думал ты им скажешь чего-нибудь!

−Я?! Я что здесь крайняя? Ты вливал, а я отдувайся?! − возмутилась Клава.

Дима потупился, неопределенно хмыкнул, пожал плечами и посмотрел на Николай Семеныча, Клава тоже посмотрела на него выжидательно и как-то странно…

− Что?! Что вы на меня уставились? − возмутился Николай Семеныч,− Я им ничего говорить не буду! Вы хоть представляете себе! А если обнаружится что мы живых людей забальзамировали?!

− Живых?

− А каких? Воскресших, восставших? Как и кому вы потом докажите что они не живые были?! Ходили? Болтали? Живые значит!

− А может их по домам отпустить? − предложил Дима.

− Никаких домов! Чтоб их обратно привезли вместе с безвременно почившими родственниками?

− Что же делать? − воскликнула с отчаянием в голосе Клава, до нее только теперь, казалось, начала доходить вся серьезность ситуации.

− А может их в эту ЖПС сдать? − предложил Дима.− Для опытов?

− Как ты их сдашь?!

− По накладной….

− А родственникам ты чего скажешь? Где их дорогие, вверенные тебе усопшие? Научными исследованиями пошли заняться?

− Да! Дела…,− промолвил Дима исчерпав все идеи.

− Уж-ж…,− вздохнула Клава.

Молчание повисло тяжелой дамокловой неизбежностью, тонкая тетива, казалось, уже звенела от напряжения, уже лопалась, наполняя тревогой пустынные, холодные коридоры и только где-то далеко слышались приглушенные вздохи, всхлипы и шлепанье босых ног…

− А давайте их самих спросим! − вдруг предложила Клава.

− О чем?

− О чем-нибудь! Что делать там, или.… Всё равно больше спрашивать некого!

Затая дыхание, гуськом они просочились в полуоткрытую дверь, Диму оставили "на стреме", по ту сторону, на всякий случай, у запоров двери.

− Сдрасьте! − почему-то сказал Николай Семеныч.

"Пациенты" обернулись к нему, на звук голоса, уставились жуткими, отрешенными глазами, тёмными, будто сосущая бездна разлилась там, переливаясь жемчужной чернотой, вспыхивая одинокими, печальными искорками…

− Мы тут спросить вас хотели, поинтересоваться,− продолжил ласково Николай Семеныч и поймал себя на том, что он не спрашивать, не интересоваться совсем не хочет и не знает что спрашивать и о чем. − Все ли у вас нормально? − наконец нашелся Николай Семеныч, и подурнело ему от осознания глупости своего вопроса.

Пациенты всё так же смотрели на него, не шелохнувшись, молча, будто не услышав вопроса…

− Мы хотели спросить,− вступила в разговор Клава, отчаявшись дождаться инициативы от оцепеневшего шефа,− может вам что-нибудь нужно, может вы хотите чего-нибудь? Что вы чувствуете? Что думаете обо всем этом?

− Холодно!

− Плохо!

− Страшно!

− Упокоения нет! − по очереди промолвили пациенты, странными, будто замороженными голосами…

Попятившись назад, к двери, не сговариваясь, они стремглав выскользнули из нее, Дима ловко защелкнул запоры!

− Да, уж-ж…, − выдохнул Николай Семеныч, смахивая со лба холодный пот, имея в виду неизвестно чего.

− Не удался фокус,− промолвила Клава.

Они постояли еще немного у двери, поникнув головы, отрешенно вперившись каждый в свою точку, в свою щель на кафельном полу. Дима участливо поглядывал на них, осторожно, пытаясь заглянуть в потупленные глаза, потом оставил это дело, уставился в окошко двери, разглядывая пациентов….

− Водичкой их надо…, − будто про себя пробормотал Дима, будто озвучив обрывок мелькнувшей мысли.

−Что? − вяло откликнулся Николай Семёныч.

− Батюшку нужно пригласить! Священника какого-нибудь! Пусть их покрестит, причастит или еще чего…

− Точно! − согласилась Клава.

− А что, может быть.… Какой у нас тут ближайший храм? − встрепенулся Николай Семёныч.

В храме сперва отказывались от такого предложения, ссылаясь на выходные, на занятость, на то, что священники тоже люди, ещё на что-то, но после согласования суммы согласились прислать батюшку через полчаса для освящения помещений морга. Истинную причину им называть Николай Семёныч не стал, решив, что легче будет это объяснить на месте.

Батюшку уложили на стол в дежурке, побрызгали в лицо святой водой, дали понюхать нашатырю; нет, в себя он так и не пришел после увиденного. Однако пульс у батюшки был ровный, стабильный, на лице так и застыло то неопределенное выражение: толи испуг, толи саркастический оскал, толи удивление, толи всё вместе и в странном сочетании…

− Глубокий обморок,− заключил Николай Семёныч.

− Ступорозное состояние,− добавил к тому Дима.

Батюшку отпаивали "клиентской" водкой из личного арсенала Николай Семёныча. Он глупо улыбался, кланяясь принимал подношения, одну рюмку за другой, пил словно воду и приговаривал: "Да святиться имя твое!". На двенадцатой, или пятнадцатой рюмке (кто их считал-то!) батюшка поморщился, крякнул…

− Дошло, наконец! − облегченно вздохнул Дима.

Батюшка плакал тихонько, с подскуливанием, уткнувшись в плечо Клавы, вздрагивая от прикосновения её руки, ласково поглаживающей его по жиденьким волосам…

− Такие дела, святой отец,− тихо, назидательно говорил ему Николай Семёныч, − теперь мы все тут повязаны одним делом. А дело это ваше, ваше! Это церковные дела, воскресения и тому прочее! Нельзя никому лишнему говорить, правильно Вы решили, сочтут за сумасшедшего или еще чего хуже! Крепитесь, отец мой, и делайте свое дело!

− Какое дело?! − взвыл батюшка.

− А я не знаю! Это Вам виднее! Крестите их, что ли, или заупокойную там отслужите, мы, с Димой, Вам поможем! Только нужно чтоб они опять легли как надо! Как им и положено!

Молебен, в общем, отслужили неплохо. Николай Семёныч и Дима поддерживали под руки постоянно оседавшего батюшку, Дима даже подпевал ему, когда голос батюшки вдруг срывался на фальцет или хрип. Николай Семеныч подбадривающее кивал и делал серьезное лицо. Клава помогла раскурить паникадило и приклеила его лейкопластырем к вялой руке батюшки. Пациенты внимательно слушали его завывания и, в общем, вели себя вполне адекватно ситуации. К концу таинства батюшка обрел в себе силы и окропил вокруг святой водой, пациенты ежились, жмурились, инстинктивно отворачивали лица от брызг, некоторые вроде даже улыбнулись.

После совершения обряда решили выждать-таки некоторое время, понаблюдать потом, и немного поспать заодно.

Устроились где-кому пришлось. Дима, как обычно, в кащеевском гробу, Клава − облокотясь о свой дежурный стол, батюшка у нее на плече, а Николай Семёныч прикорнул просто в кресле, посапывая, нервно вздрагивая.

Разбудили его через некоторое время странные звуки. Батюшка нервно повизгивал во сне, а Клава вторила ему тяжелым, с грудным придыханием стоном. Маленькое окошко анатомической операционной ярко светилось призрачным голубым светом.

− Что это? − спросони просипела Клава.

Батюшка неистово начал креститься что-то пришептывая в реденькую бородку.

Разбуженный Дима мыча и жестикулируя отрицал наличие каких-либо предположений на этот счёт.

Уже почти подкравшись к двери Николай Семеныч вдруг сообразил:

− Это же кварцевые лампы! Дезинфекторы!

Дима божился и целовал нательный батюшкин крест, отрицал какое-либо свое участие во включении ламп.

− Может они сами? −предположила Клава.

Николай Семёныч неопределенно пожал плечами относительно такого предположения, так и не решившись спросить что, мол, имеется в виду под "они" − лампы, или пациенты?

В анатомической операционной было тихо, ярко светили кварцевые лампы, на полу, на столах, кто-где упал, лежали неподвижные тела пациентов….

Батюшка грел дрожащие руки о большую кружку с чаем, скрючившись, сгорбившись, жалостливо поглядывая на Клаву, будто ища у нее защиты. Дима насвистывая гремел чем-то в анатомичке, наводя там порядок. Николай Семёныч, явно довольный тем как всё обошлось, что-то бурча себе под нос, разбирался с бумагами, когда вдруг раздался телефонный звонок.

Звонил Копалкин, заведующий другим моргом и похоронным бюро:

− Привет, Николай Семёныч! − бодренько начал Копалкин.

− Здарова! − в тон ему, с неким протягом, ответил Николай Семенович.

− Я тут, знаешь, чего тебе звоню…

− Ну,− подбодрил его Николай Семеныч.

− Ты тут раствор новый, экспериментальный не получал для бальзамирования?

− Постоянно получаю чего-нибудь,− уклончиво ответил Николай Семёныч.

− Да нет, это особый такой…

− Постоянно получаю что-то особое….

− Да нет, этот совсем особый…но, ладно, вижу что некогда тебе, я тебе потом перезвоню!

− Пока! − Николай Семёныч повесил трубку.

− Может нужно было рассказать, поделиться? − предположила Клава.

− Что рассказать?! − взвился Николай Семёныч. − О чем? Что мы знаем-то? От чего они опять зажмурились? От батюшкиных трудов? Водички святой? От ультрафиолета или сами по себе, потому, что эффект кончился или еще там чего? Что я скажу? А если у него не сработает? Он ведь тут же "стукнет" на нас, если его прижучат!

− Истинно − так! − согласился, вздохнув, батюшка.

---------------------

D`Ogma©2005

Сайт управляется системой uCoz